Татьяна Беляшникова: Жертвы семейного насилия не знают, что им могут помочь

Для успешной борьбы с насилием в семье необходимо принятие соответствующего закона. Такое мнение в беседе с корреспондентом NashGorod.ru выразила одна из создательниц тюменской феминистской инициативы «Гербера», которая занимается в том числе и проблемой бытовой агрессии.

Активистка уверена, что ситуация может в корне поменяться, если женщины будут знать, что имеют полное право на свою защиту.

«Общество говорит женщинам «Лучше жить с агрессором, чем быть одной»

Как родилась «Гербера»?

— Феминистская инициативная группа «Гербера» существует уже около полугода. Она возникла после того, как я и Марина Герц провели совместный семинар на тему феминизма. Мы поняли, что хотим продолжать эту тему. Пока я готовилась к нему, то поняла, что хочу дальше говорить на тему насилия в семье.

Почему вас заинтересовало именно эта тема?

— Я сама с этим сталкивалась на личном опыте. С этим сталкивались многие мои знакомые, подруги, родственницы. Мне стало любопытно, насколько это распространено. Личный опыт не переложишь на всех, и хотелось узнать, насколько эта проблема серьезна. Оказалось, что очень серьезна.

Во многих случаях жертва насилия продолжает жить с агрессором, а окружающие лишь говорят «сама заслужила!». Отчего это происходит?

— Причин масса. Есть такое понятие, как «перекладывание вины на жертву». Допустим, женщину побил ее собственный партнер. Вместо того, чтобы выдвигать претензии к агрессору, ответственность перекладывается на нее: «значит, она неправильно себя вела, неправильно выглядит, сама виновата, что не ушла от него раньше» и так далее. Есть большое давление со стороны общества. Считается, что лучше быть в таких отношениях, чем одной. В законодательстве же есть такое понятие, как примирение. Часто тех, кто хочет после аналогичных случаев развестись, пытаются примирить, чтобы сократить число разводов или отчитаться, что дело закончилось «примирением».

Но почему же не плюнуть на всё и не развестись?

— Не все начинается с побоев. Домашнее насилие разделяется на несколько видов, один из которых — это «психологическое насилие». Когда тебя обзывают, воздействуют на твою самооценку, постоянно подрывают ее. Если это постоянно применять, то самооценка действительно начинает падать и человек привыкает, что к нему относятся плохо, начинает считать это нормальным. Но вербальное насилие часто перерастает в физическое. Человек начинает думать «ничего страшного, это просто такой случай, в другой раз такого не будет». Кроме того, многие не уходят, так как идти некуда. Государственные кризисные центры нацелены на поддержание семьи, на примирение, а не на то, чтобы обезопасить жертву физически и дальше с ней работать.

«Жертв насилия приходится искать самим»

Какую помощь оказывает «Гербера»?

— У нас есть специалист, которая может оказать юридическую помощь. Ранее она занималась проблемами сексуального домогательства в учебных заведениях. Но таких случаев, чтобы к нам поступал звоночек, еще нет. Мы находим в сети женщин, по которым видно, что им нужно помочь. Мы помогаем ей собрать вещи, направляем ее в текущий тюменский кризисный центр «Семья», который раньше назывался «Мария». Там на несколько дней можно укрыться от насильника. На данный момент у нас нет ресурса, чтобы мы могли создать собственный кризисный центр, что было бы здорово. Мы волонтерский проект, у нас нет каких-то дотаций.

Почему жертв насилия приходится искать?

— Многие из тех женщин, которым нужна помощь сейчас, не сидят в интернете, не ищут группу, в которую могли бы обратиться. Возможно, если информация о нас была бы в новостях, а по городу расклеены наши листовки, то обращения начали бы поступать. Часто женщины, которые терпят побои в семье, не знают, что у них в принципе есть право куда-либо обратиться.

А часто не хотят заявлять в полицию, чтобы не навредить супругу. Может быть, здесь играет роль проблема воспитания — «не надо выносить сор из избы!»?

— Значит нужно воспитывать самим. «Гербера» также занимается распространением информации о том, что насилие в семье — это ненормально. Сейчас в СМИ постоянно возникает «нормализация насилия», акцент всегда ставится на жертве. К примеру, подробно описывается, какая женщина — как она выглядела, какой уровень ее образования, то, как она себя вела. Это провоцирует читателей обсуждать жертву, а не мужчину, который совершил насилие. Если бы произошло изменение законодательства, то ситуация могла бы поменяться.

Недавно я прочитала статью про семью, где мужчина заставлял жену постоянно рожать детей, чтобы извлечь выгоду из социальных льгот. Когда он понял, что так им не прожить, то убил супругу и детей. В статье подробно описывалась, какой была эта женщина. В итоге комментарии под материалом были: «А почему она не ушла от него?», «Она сама виновата». Не было вопросов, почему мужчина совершил такой чудовищный поступок.

Как помочь той, которая не хочет никуда обращаться?

— Даже если жертва не хочет никуда уходить, то можно ей сообщить, что в любом случае есть куда обратиться. Не нужно ее ругать, чтобы она не испытывала стыд и не закрылась. Нужно разработать с ней «план безопасности» — те действия, которые нужно сделать, если появится опасность ее жизни. После этого можно подкидывать ей различные статьи на эту же тему, о том, что нормально, а что ненормально. Может быть, сейчас ей не захочется это обсуждать, а позже она решится и позвонит психологу, номер которого вы ей передали.

«Закон о домашнем насилии противоречит «духовным традициям»

Всегда ли виноват алкоголь?

— Нет. Знаю случаи, когда человек вообще не пьет, ведет здоровый образ жизни, но является насильником в семье. Человек может не пить, но вести себя агрессивно. Но никакой статистики по данному вопросу нет.

Есть позитивный опыт в других странах, когда удалось снизить уровень насилия в семье?

— В свое время в США произошли большие изменения. Там был введен закон о профилактике домашнего насилия. После этого были обучены сотрудники служб, которые с этим сталкиваются — полицейские, психологи, юристы. Важно, что в законе была прописана такая методика работы с насильниками, как «охранный ордер». Женщина получает защиту от государства, когда насильник не имеет права приближаться к ней на определенное расстояние на протяжении какого-то времени. Она перестает испытывать страх за свою безопасность и может спокойно заниматься юридическими вопросами дела. Существует позитивный опыт Казахстана, где после принятия соответствующего закона, уровень насилия в семьях сократился на 40%.

В России совершаются попытки принять закон о бытовом насилии?

-Такие попытки происходят уже на протяжении 20 лет. Первая из них произошла в 1995 году. Все законопроекты, которые предлагались, либо не доходили до слушаний, либо отклонялись. В минувшем году законопроект о семейном насилии получил официальный комментарий о том, что он нарушает «духовные традиции». То есть люди, которые ознакомились со всем текстом данного законопроекта, вынесли решение о том, что он будет разрушать семью. Это все очень печально. Я думаю, что семью может разрушить страх за собственную жизнь и смерть в худшем случае. За год в России от насилия в семье погибает 14 000 женщин — это официальная статистика.

А есть ли случаи, когда жертвами бытового насилия становятся мужчины?

— Такие случаи, конечно, есть. Обычно такие жертвы называются «невидимыми». В нашей культуре такие гендерным роли, что мужчине тяжело обратиться за помощью. В этом есть проблемы. Если бы был принят закон о семейном насилии, и в нем не учитывался бы гендер, то решались бы и эти проблемы.

«Смысл слова „феминизм“ постоянно меняется»

Что происходит с детьми, которые становятся свидетелями насилия в их семье?

— Часто бывает, что мальчик, который видит, как отец бьет маму, вырастая, перенимает такую модель поведения и тоже становится агрессором. То же самое может происходить и с девочкой, которая вырастает и перенимает эту модель, начинает страдать от таких же отношений. Также я встречала статистику: каждый третий ребенок, который пытается защитить свою мать от насилия ее супруга, также становится жертвой, и его тоже избивают. Мало того, что возникает постоянно чувство напряжения, появляются опасения за свою жизнь и жизнь родных.

Как вы уже отметили, насилие может быть не только физическим, но и моральным. Можно ли его законодательно регламентировать?

— Если имеют место оскорбления или угрозы убийства, то это можно формализовать и обратиться с этим в полицию. Конечно, такие первые признаки психологического давления, как битье посуды или громкое хлопанье дверью, никак не доказать и на уровне закона это не словить. Но это может послужить причиной обратиться в те же кризисные центры и получить помощь психолога.

То есть женщина приходит в полицию и пишет заявление «Меня обматерил мой супруг»… Сложно представить, что такое происходит в России.

— Да. Но это сложно представить сейчас в нашей реальности. Если будут сделаны первые шаги, чтобы это изменить и люди станут владеть большей информацией, исчезнут такие мнения, как «бьет — значит любит», «потерпи — все пройдет», то у людей не возникнет такого уровня отношений, когда можно будет спокойно материть друг друга, обижать. Люди сами начнут заботиться о здоровости своих отношений. Эта ситуация была бы идеальной.

Многие представляют феминисток, как агрессивных мужеподобных женщин. Может ли слово «феминизм» в названии вашей организации отпугнуть тех, кто могли бы к вам обратиться?

— Внутри нашей инициативной группы мы обсуждали этот вопрос. Есть мнение, что слово «феминизм» меняется с течением времени. Когда 25 ноября мы выходили на одиночный пикет, посвященный борьбе с гендерным насилием, то получали комментарии «а причем тут феминистки?». Многие люди не могут связать эти вещи. В тот момент, когда мы вышли и заявили о домашнем насилии, как феминистки, произошла эта связь. Мне кажется, что именно такие события и меняют значение слова.

Беседовал Виталий Беспалов