Эхо ленинградских «шпионов» докатилось и до Тюмени

Кампании по выборам в Верховный Совет СССР третьего созыва предшествовал Указ Президиума Верховного Совета СССР «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам», рассказывает историк, писатель, краевед, экс-чекист Александр Антонович Петрушин.

«Ленинградское дело»

После войны, в мае 1947 года, смертная казнь в нашей стране была отменена. Но через два года и семь месяцев исключение сделали для руководителей ленинградской партийной организации — тех, кто возглавлял оборону Ленинграда в условиях немецко-фашистской блокады.

Предистория «ленинградского дела» такова. В 1946 году новым фаворитом Сталина оказался А.А. Жданов, ставший его фактическим заместителем по партии и главным идеологом. Его выдвижению из Ленинграда в Москву способствовал брак сына Юрия с дочерью Сталина — Светланой. Вместе со Ждановым на первый план вышли другие члены «ленинградской команды».

А.А. Кузнецов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), был произведен в секретари ЦК и назначен курировать МГБ и МВД, а также отдел кадров ЦК. Близкий к «ленинградской группе» М.И. Родионов возглавил Совет Министров РСФСР. Н.А. Вознесенский, чья карьера в 1935–1937 годах была связана с Ленинградом, был назначен заместителем председателя союзного Госплана, а затем возглавил его уже как член Политбюро.

Однако Сталин вскоре разочаровался в новых выдвиженцах и после загадочной смерти Жданова в августе 1948 года расправился с ними.

Ленинградцев обвинили в том, что они «проводили вредительско-подрывную работу, противопоставляя ленинградскую партийную организацию Центральному комитету… Распространяли клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы… Повсюду насаждали своих людей — от Белоруссии до Дальнего Востока и от Севера до Крыма…»

После XX съезда КПСС (1956) начнут говорить, что Кузнецов, Вознесенский, Родионов и другие ленинградцы стали жертвами интриг Маленкова и Берии. Они разделались с молодыми и талантливыми соперниками, скомпрометировав их в глазах Сталина, который хорошо к ним относился и продвигал.

Но, по правде, «ленинградское дело» — не самодеятельность Маленкова, Берии и министра МГБ Абакумова. «Ленинградское дело» было задумано самим Сталиным, как и все другие послевоенные крупные дела (против Жукова и других военачальников, преследование жены Молотова — Жемчужиной, разгон Еврейского антифашистского комитета, «дело врачей-отравителей»). Без ведома Сталина, считает историк Леонид Млечин, в Кремле и дворника не могли тронуть, не то, что секретаря ЦК, члена Политбюро и республиканского предсовмина.

Поводом для недовольства стареющего вождя перед новыми выборами в Верховный Совет СССР послужила анонимка о фальсификациях при выборах в феврале 1949 года Ленинградского обкома партии, когда руководители П.С. Попков, Г.Ф. Бадаев, Я.Ф. Капустин и П.Г. Лазутин получили по нескольку голосов «против», но было объявлено, что они прошли единогласно. Одновременно попали в опалу и московские покровители ленинградского партийно-советского руководства.

Ленинградцы вообще воспринимались как оппозиция по отношению к Москве, и это пугало Сталина. Вызвало недовольство и такое мероприятие, как возвращение дореволюционных названий некоторым улицам и проспектам города: в 1944 году площадь Урицкого стала прежней — Дворцовой, проспект 25 Октября — Невским…

Массовые репрессии ленинградских партработников были сигналом всей стране: никакой самостоятельности, особенно при организации и проведении выборов 1950 года в высший орган государственной власти. А то будет, как в Ленинграде.

Всего по «ленинградскому делу» было снято с работы более полутора тысяч представителей ленинградской номенклатуры, из которых 23 приговорили к смертной казни по Указу от 14.01. 1950 г. как «изменников Родины, шпионов и подрывников-диверсантов». 85 получили различные сроки тюремного заключения, а 105 отправлены в ссылку в отдаленные районы страны.

Арестованных по «ленинградскому делу» жестоко пытали. Расследование (если этот термин здесь вообще можно употреблять) шло с исключительной, какой-то средневековой жестокостью. Кузнецову перебили позвоночник. Избивали беременных женщин. Истребляли целые семьи. Так, кроме самого Вознесенского, были арестованы его брат — министр просвещения РСФСР, его сестра — секретарь одного из ленинградских райкомов и 14 жен и детей других обвиняемых.

Второму секретарю Ленинградского горкома Капустину, активному участнику обороны города в годы войны, предъявили обвинение в сотрудничестве с английской разведкой (в 1935 году он проходил стажировку в Англии на заводах «Метрополитен-Виккер»). Бывшего председателя Ленинградского облисполкома, назначенного первым секретарем Крымского обкома, Н.В. Соловьева объявили «махровым великодержавным шовинистом» за предложение создать Бюро ЦК по РСФСР и образовать компартию РСФСР.

Бывший первый секретарь Ярославского обкома ВКП(б), выходец из Ленинграда И.М. Турко объяснял, почему он подписал фальсифицированные протоколы допросов. «Видя своего следователя МГБ Путинцева и зная, что в этих условиях они могут со мной сделать что угодно, я был совершенно обезволен. Они лишили меня всякого человеческого достоинства, и когда я, изнемогая, ползая и обнимая сапоги Путинцева, просил приостановить допрос, так как у меня начинались галлюцинации, я чувствовал, что теряю рассудок».

Из видных ленинградцев уцелел только будущий глава советского правительства А.Н. Косыгин, кстати, родственник Кузнецова по линии своей жены, которой благоволил Сталин.

Помочь несчастному семейству Кузнецовых Косыгины испугались.

Тюменское эхо «ленинградского дела»

Еще одним пострадавшим по «ленинградскому делу» стал депутат Верховного Совета СССР второго созыва (с 1946 .) генерал-лейтенант П.Н. Кубаткин, возглавлявший во время войны Управление НКВД в Ленинграде.

Он слыл волевым, авторитетным, жестким руководителем, профессиональным чекистом — с 1931 года в ОГПУ в Одессе после службы в пограничных войсках. Был кооптирован в бюро обкома партии, состоял членом Военного совета Ленинградского фронта, награжден шестью боевыми орденами. В июне 1946 года его назначили начальником Первого главного управления (разведки) МГБ СССР — сменил генерал-лейтенанта П.М. Фитина, уроженца села Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии, отправленного с большим понижением заместителем начальника УМГБ по Свердловской области. Кубаткин отказывался от этого назначения, говорил, что не справится — нигде не учился и не имел даже начального образования. Поэтому министр Абакумов (с начальным образованием) на него рассердился и перевел через три месяца в Горький начальником местного управления МГБ.

Когда затеялось «ленинградское дело», и по всей стране стали искать выходцев из Ленинграда, занявших высокие посты, Кубаткина уволили из органов и отправили в Саратов зампредоблисполкома. Потом припомнили его дружбу с Капустиным, обвиненным в шпионаже на английскую разведку. В постановлении на арест Кубаткина написано:

«…Работая на руководящих должностях в Ленинграде, поддерживал преступную связь с группой лиц, враждебно настроенных против партии и правительства». Генерала расстреляли в октябре 1950 года. Осудили вдову — она получила 15 лет лагерей — и 17-летнего сына-студента — ему дали 10 лет. Восьмидесятилетнюю мать и сестру, потерявшую мужа на фронте, выслали из Донбасса в Уватский район Тюменской области как «социально опасных».

Сослуживцев Кубаткина по опальному городу разбросали с понижением по другим территориальным органам МГБ.

Так в Тюмени оказался заместитель начальника контрразведывательного отдела (затем экономического) ленинградского управления НКВД подполковник Г.Е. Цуцаев. После полного снятия блокады Ленинграда 27 января 1944 года он принял по акту «командированных» из Тюмени в Ленинград сибирских кошек для спасения от расплодившихся в подвалах крыс, художественных ценностей Эрмитажа, возвращенных в город на Неве из Свердловска.

Может, из-за этого обстоятельства Цуцаева назначили в Тюмени начальником административно-хозяйственного отдела местного УМГБ.

На вопрос, как к нему отнеслись в Тюмени, блокадник и ветеран войны Георгий Евдокимович ответил:

— По всякому. В основном с пониманием. Правда, когда я однажды покритиковал, и за дело, одного начальника, в ответ услышал угрозу: «Не забывайте, что приехали с ленинградским пятном!» Я оказался вроде меченным. Несколько раз меня пытались привязать к «ленинградскому делу». Вызвали в Питер на партийную комиссию при Ленинградском обкоме ВКП(б) и исключили из партии. Формулировка была такая: «Находился в приятельских отношениях с участниками антипартийной группы Попковым и Григорьевым».

— И в чем же состояли ваши «приятельские отношения» с этими людьми?

— В 1934 году Петр Сергеевич Попков дал мне рекомендацию для вступления кандидатом в члены партии. Тогда я учился на рабфаке при Ленинградском институте коммунального строительства и был секретарем комсомольской организации, а Попков — парторгом этого института. А с Алексеем Михайловичем Григорьевым я познакомился в блокаду. Он был первым секретарем Ленинского райкома партии, я же — начальником Ленинского райотдела НКВД. Я обязан был с ним общаться…

— Что случилось после решения бюро обкома об исключении вас из партии?

— Меня отправили обратно в Тюмень ждать решения ЦК ВКП(б) по моему персональному делу. После подтверждения из ЦК об исключении из партии меня уволили в апреле 1952 года из органов госбезопасности. Я возвратился в Ленинград. Пытался устроиться на какую-нибудь работу, но меня как «связь» Попкова нигде не принимали. Так и мыкался больше двух лет без постоянной работы.

Только в мае 1954 года, после судебного процесса в ленинградском Доме офицеров над бывшим главой МГБ Абакумовым (декабрь 1953 г.), комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б) восстановила Цуцаева в партии.

В газетах 1949–1950 годов о «ленинградском деле» не было ни слова. Но в огромном партийном, советском, комсомольском, чекистском аппаратах знали, для кого сделано исключение из закона об отмене смертной казни, и понимали, как нужно провести выборы в Верховный Совет СССР 12 марта 1950 года.

По утвержденному сценарию

В октябре 1949 года территориальные органы МГБ провели «секретную перепись» населения. В Тюменской области, включая национальные Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий округа, проживало 892000 человек (203000 — в городах и 689000 — в сельской местности). В том числе 62497 ссыльных, лишенных избирательных прав. Это: немцев — 24944, калмыков — 9241, литовцев — 1382, западных украинцев — 3167, бывших «кулаков» — 12958, репатриантов — 1475, военнопленных Великой Отечественной войны — 4500 проживавших на оккупированной противником территории — 5500…

Наиболее насыщенными этими категориями населения считались районы: Самаровский (сейчас Ханты-Мансийский) — 4280, Микояновский (сейчас Октябрьский) — 3807, Сургутский — 2959, Уватский — 2415, Ялуторовский — 3334, Тюменский — 3509, Ишимский — 2781, Тюмень — 2466. В остальных районах области проживало менее двух тысяч учтенных в спецкомендатурах МВД — МГБ людей.

И хотя по положению о выборах полагалось избрание одного депутата в Верховный Совет СССР от 300 тысяч населения, а с вычетом ссыльных эта норма не соответствовала в нашем крае установленному стандарту, здесь, как на выборах 1946 года, были образованы три избирательных округа: Тюменский, Ишимский и Тобольский.

15 января 1950 года V пленум Тюменского обкома ВКП(б) рассмотрел вопрос: «Об организации и агитационно-пропагандистской работе партийных организаций в связи с выборами в Верховный Совет СССР». Из состава бюро обкома вывели бывшего председателя облисполкома и депутата Верховного Совета СССР Кошелева. Секретаря обкома А.Т. Зенкова-Чучумаева направили на укрепление областного управления МВД. Потом он возглавит партком УМВД, а после образования в марте 1954 года КГБ станет начальником секретариата местного УКГБ, но не сработается с новым руководителем управления полковником А.Н. Северухиным и закончит службу в органах госбезопасности на малозначимой должности в учетно-архивном подразделении УКГБ.

Схема выдвижения кандидатов в высший орган государственной власти не претерпела каких-либо изменений. 5 февраля «Тюменская правда» опубликовала передовицу: «Товарищ И.В. Сталин — всенародный депутат».

Отмечалось, что «вместе с товарищем Сталиным трудящиеся нашей области выдвигают кандидатами в депутаты Верховного Совета СССР его соратников: В.М. Молотова, Л.П. Берия, К.Е. Ворошилова, Г.М. Маленкова, Н.М. Шверника, Н.С. Хрущева, Л.М. Кагановича, А.А. Андреева».

А также: «первого секретаря Тюменского обкома ВКП(б) И.И. Афонова, председателя облисполкома Д.Н. Крюкова и старейшего агронома Тобольского района беспартийного большевика (так в тексте — А.П.) А.М. Глухих». В Совет Национальностей двухпалатного союзного парламента были выдвинуты: от Омска, Тюмени, Томска и Кургана — председатель Совета Министров РСФСР Б.Н. Черноусов, сменивший на этом посту расстрелянного по «ленинградскому делу» Родионова; от Ханты-Мансийского округа — вновь, как в 1946 году, «дочь хантыйского народа» (так в тексте — А.П.) Х.П. Пухленкину: от Ямало-Ненецкого округа — председателя заполярного колхоза имени Ленина ненца А.М. Вэлло.

Кратко о новых лицах в руководстве Тюменской области 66-летней давности, которые не представлены в 4-х томной «Большой энциклопедии» нашего края.

Иван Ильич Афонов родился в 1905 году в Таганроге Ростовской области в семье рабочего. С 1920 года был подручным слесаря в железнодорожных мастерских, слыл «боевым комсомольцем». При коллективизации сельского хозяйства направлен секретарем партячейки в село Большое Крепкое Таганрогского округа, затем возглавлял отделы народного образования и агитационно-пропагандистский этого окружкома ВКП(б). В 1931 году поступил в Новочеркасский геологоразведочный техникум, но скорее по постановлению ЦК ВКП(б) направлен в Дагестан — начальником политотдела овцесовхоза. Был директором Буйнакского кожевенного завода, управляющим консервного треста в Махачкале. В 1941 году избран секретарем по промышленности Дагестанского обкома ВКП(б). Через два года отозван в оргинструкторский отдел ЦК. После войны утвержден вторым секретарем Астраханского обкома, а с сентября 1949 года возглавил Тюменскую областную партийную организацию (после Чубарова). Награжден орденом «Знак Почета», медалями «За оборону Кавказа» и «За победу над Германией».

Перевод Афонова в Тюмень объяснялся хозяйственной специализацией края (как в Астрахани) — рыболовством. В войну в реках и озерах Тюменской области было выловлено около пяти миллионов центнеров рыбы, за что 12 представителей партийных, советских и хозяйственных органов награждены в 1945 году боевым орденом Отечественной войны.

Рыбная специфика края стала причиной назначения председателем Тюменского облисполкома 50-летнего Дмитрия Николаевича Крюкова. До революции он работал фонарщиком в Ярославле. Участвовал в Гражданской войне на стороне красных, поднялся от рядового красноармейца до начальника связи стрелковой бригады. С 1922 года — на советской и хозяйственной работе в Ивановской области. С должности инспектора-контролера Главконоплевода Наркомзема СССР направлен на Дальний Восток директором Уссурийской и Сахалинской сельскохозяйственных опытных станций. Во время войны — председатель Сахалинского облисполкома. После разгрома в сентябре 1945 года Японии и присоединения южной части Сахалина и Курильских островов возглавлял гражданское управление этих территорий, которые специализировались на добыче рыбы и морского зверя. На севере Сахалина еще до войны были открыты месторождения нефти (в нашем крае это случится через 30 лет).

В январе 1950 года Крюков окончил курсы секретарей обкомов, крайкомов ВКП(б) и председателей облисполкомов при ЦК партии, и его направили в Тюмень.

Кандидат в депутаты Верховного Совета СССР от Тобольского избирательного округа — Андриан Максимович Глухих — из местных. Родился в 1902 году в деревне Береговая Экстезерской волости Тобольского уезда в семье крестьянина-середняка. Окончил местную сельхозшколу и стал агрономом. Воевал на Карельском фронте в сформированной в сентябре 1941 года в Тюмени 368-й стрелковой дивизии, а после войны возвратился к привычному крестьянскому труду.

«Было время и цены снижали…»

В эти слова из песни Владимира Высоцкого трудно поверить, когда каждый день слышишь про экономический кризис, обесценивание рубля и рост цен на продукты, товары и услуги. Но так было: 1 марта 1950 года «Тюменская правда» опубликовала постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) «О снижении государственных розничных цен на продовольственные и промышленные товары». Хлеб — на 30, мясо — на 24, масло — на 30, яйца и сахар — на 15, водка — на 16,7, пиво — на 30, папиросы и махорка — на 20, черная икра — на 30 процентов… Предлагалось также «снизить соответствующие цены в ресторанах, столовых, чайных и других предприятиях общественного питания».

Другое дело, что купить по новым государственным ценам было не на что. Война стала бедствием для деревни. Самыми страшными были людские потери. Крестьяне-колхозники воевали, как правило, солдатами-пехотинцами. Наиболее многочисленными и наименее защищенными, теми, кого называли «пушечным мясом» войны. Сейчас известно: число трудоспособных колхозников уменьшилось с 18 миллионов 189 тысяч в 1941 году до 11 миллионов 431 тысячу в 1945-м, а трудоспособных мужчин — более чем в 2,5 раза. Тюменская область в этом отношении — не исключение: в родные места не возвратилось с войны более 103 тысячи тюменцев. В январе 1945 года в области насчитывалась 21000 инвалидов войны, из них — 287 инвалидов 1-й группы.

Сократились посевные площади, снизилась урожайность всех культур, отмечался массовый падеж общественного скота. Управление МГБ информировало обком ВКП(б), что «на 1 ноября минувшего 1949 года из 1307 колхозов больше половины не выполнили планы заготовки грубых кормов, в том числе 81 колхоз имел кормов менее 50% к потребностям…

Из-за необеспеченности кормами, неудовлетворительных условий содержания и плохого зооветериального обслуживания только за октябрь—ноябрь в колхозах области пало свыше 30 тысяч голов скота… В колхозе „Путь Сталина“ Упоровского района с февраля нет кормов. Пало крупного рогатого скота — 63, овец — 49, свиней — 16. В колхозе „Путь Ленина“ Викуловского района корма закончились в марте. До этого пало 467 голов скота… В скотном дворе колхоза имени Сталина Велижанского района навоз не убирался с 1941 года. Свободного места до потолка оставалось меньше одного метра. Содержать КРС (крупно-рогатый скот — А.П.) стало там невозможно. Вместо очистки скотного двора от навоза правление колхоза решило перевести КРС в другое место, а в скотный двор поместили свиней, за уходом которых свинаркам приходится проникать туда ползком…»

Наверное, так выглядели знаменитые «авгиевы конюшни» из древнегреческой мифологии, которые очистил от навоза легендарный Геракл.

Кроме использования по существу бесплатного труда колхозников на полях, скотных дворах и на лесозаготовках, государство выжимало налогами средства из личного подсобного хозяйства колхозников и горожан. Напомним, что при проведении коллективизации индивидуальных крестьянских хозяйств, превращенным в колхозников крестьянам разрешили иметь до 0,25 га земли в своем владении.

Приусадебные участки меньшей площади имели и жители городов, быт которых сохранял многие черты деревенской жизни. Не случайно, Тюмень называли «столицей деревень».

Вопреки всем постулатам социалистической политэкономии приусадебные участки не только кормили людей картошкой и овощами, но и позволяли держать домашний скот. В информационных сводках УМГБ отмечалось: «Председатель колхоза имени Ленина Нижнетавдинского района, член ВКП(б) Ярков, имея в личном пользовании 6 голов КРС, 4 овец, свиней и птиц, занимался больше заготовкой кормов для своего хозяйства. Его примеру следовали бригадиры и члены правления колхоза. В то же время колхозный скот не был обеспечен кормами. За зиму пало 640 голов или 40% всего скотопоголовья колхоза…»

Картошка с молоком была основной едой послевоенного поколения в селах и небольших городах. Нельзя было прожить не только на мифические колхозные трудодни, «палочки», как тогда говорили, но и на невеликие послевоенные зарплаты рабочих и служащих. Поэтому под картошку вскапывали мало—мальски подходящие участки земли на месте нынешних Комсомольского сквера и улицы Мельникайте.

И все-таки пять мирных лет, несмотря на послевоенную нужду и страх перед возможными новыми политическими репрессиями, вселяли в людях надежду на лучшую жизнь.

На страницах «Тюменской правды» обсуждалась премьера в кинотеатрах «Темп» и «Победа» двухсерийного цветного художественного фильма «Падение Берлина», где Сталин в исполнении актера Геловани сходит в белом кителе генералиссимуса с небес. Хотя, по правде, вождь народов боялся летать на самолетах. В Тюмени открылась городская выставка, посвященная выборам в Верховный Совет СССР — «около ста произведений — результат работы тюменских художников и скульпторов за послевоенные годы». «Всеобщее внимание, — отметил фронтовик, журналист и будущий писатель Евгений Шерман-Ананьев — привлекает большой портрет Сталина работы Е. Болотова…" Критик не обошел вниманием картины И. Котовщикова «На уроке», «Портрет школьницы», «Лесосплав на Туре». Переживший немецкий плен П. Суханов создал портреты «Мать — героиня», «Старый рабочий», «Комсомолец-оленевод Худо-Вальчей», а также большое батальное полотно «Советская армия в Бреслау». Были отмечены этюды Р. Бирской «Гилевская роща», «Осень» и работы молодого перспективного художника В. Хохрякова…

Перед днем голосования в «Тюменской правде» разместили пространное стихотворение местного поэта И. Фролова «У нас и у них», не потерявшее и через 66 лет своей актуальности:

… Таков порядок двух систем,

Мир на два лагеря расколот.

У нас идет сниженье цен,

Там — безработица и голод.

У них — разбой, капитализм —

Грозит земле войны пожаром.

У нас — свобода, счастье, жизнь

И изобилие товаров…

15 марта 1950 года стали известны результаты выборов: «приняли участие 110964172 избирателей или 99,96% от общего количества…" (попробовал бы тогда кто-нибудь уклониться от голосования).

Подавляющим большинством голосов все кандидаты в депутаты от Тюменской области были избраны в высший орган государственной власти. Этот результат Афонов и Крюков повторят на выборах в Верховный Совет СССР очередного четвертого созыва (1954). А еще через два года, будучи делегатами XX съезда КПСС (Афонов как 1-й секретарь Павлодарского обкома, а Крюков — от Тюменской областной парторганизации), услышат доклад Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева «О культе личности и его последствиях» и узнают правду о «ленинградском деле» и других преступлениях сталинизма.