Две Насти с Судостроителей, 38

Меня зовут Анастасия. Мне скоро исполнится 37 лет, из них почти двадцать я пытаюсь посадить мужчину с экстравагантным именем Поль Григье Де Женотье, которого, вместе с его друзьями, годами наблюдала в связях с девочками. Что уж таить — я сама была жертвой. И вот уже больше половины моей жизни прошло за попытками привлечь их к ответственности. Но мне никто не верит. В 2011 году я передала старшему следователю городского управления СК РФ Тюмени Александру Колесникову материалы на нескольких этих мужчин, жертвой которых была сама и которых просила проверить на причастность к похищению Ани Анисимовой. Я изложила полнейшую историю их появления и пребывания в Тюмени и объяснила, почему среди них может быть человек, причастный к исчезновению девочки и даже — других детей, пропавших в Тюмени ранее. Сегодня 2021 год — с этими мужчинами ничего не произошло, а Поля перед исчезновением Насти Муравьевой много раз видели в ее дворе.

С 2010 года я пишу о Поле и его друзьях. В последний раз я это делала в мае 2021 года, когда Поль Григье Де Женотье попался на видео при попытке заманить на дачу двух девушек, одна из которых несовершеннолетняя. Тогда я убедила ее мать написать заявление и передала все материалы по Полю в уголовный розыск и стала искать снова жертв, чтобы объединиться для подачи нового обращения. А 2 июля я написала в полицию сама.

А еще я жила на Судостроителей, 38, в том самом доме, где пропала Настя Муравьева. Осенью у меня об этом доме вышел в московском издательстве роман под названием «Мама!!!» Его много обсуждали, о нем рассказывали по телевизору. А 30 июня из описанного мною дома пропала девочка Настя. Первое, о чем я подумала — что это может быть сигнал мне. Я испортила жизнь, разрушила семьи и карьеры нескольким взрослым мужчинам. Из-за меня от Поля ушла жена, Анель С. (Елена), ставшая с ним встречаться еще школьницей. Из-за меня ушла жена другого фигуранта моего расследования. Еще двое попали под всеобщий остракизм. Я уже переживала угрозы от них, я переехала в другой регион. Узнав о пропаже Насти Муравьевой, я сама обратилась в ОП-4 по Тюмени и попросила передать мою информацию московскому следователю и в ОП-3, в обход тюменских следователей. Ведь если есть вероятность, что человек, о котором я сообщала много лет, причастен к исчезновению Насти, Александр Колесников, да и ОП-4 любой ценой будут вешать пропажу девочки на других, иначе им бы, по-хорошему, надо за эту Настя садиться.

Со 2 июля я постоянно писала в уголовный розыск с просьбой организовать мне беседу с московским следствием или хотя бы просто меня официально опросить. На первые числа июля у меня не было ничего, кроме вороха собранных на этих людей материалов и шокирующего совпадения — что пропала Настя с Судостроителей, 38. Мне было неловко наседать на следствие: вдруг это чудовищное совпадение, невероятный выход литературы в жизнь? Я написала книгу о том, как страшно девочке жить в этом доме, и вот она воплотилась в реальности — девочка пропала… Впрочем, я все равно еще второго числа написала в Фейсбуке и в Телеграме, что не исключаю вероятности, что случившееся с Настей Муравьевой могло быть сигналом, адресованным от Поля мне — не рыпаться. Настя пропала за четыре дня до своего дня рождения, а скоро день рождения у моей дочери. Я написала, что хочу, чтобы меня опросило следствие и чтобы дело взяло на контроль ГСУ. Мой аккаунт популярный, его мониторят пресс-службы силовых структур в Москве. Однако реакции не было. И я как-то успокоилась.

Однако 9 июля я узнала, что Поля опознала семилетняя девочка из этого двора, ей показывали его фото, где-то 3–4 июля она рассказала о нем волонтерам и полиции, а 9 июля давала показания в ОП-3. Но и тогда я не стала впадать в ажитацию: девочка могла от волнения ошибиться.

А 11 июля Поля опознало сразу несколько детей и взрослых из двора по Судостроителей, 38, его опознал сотрудник бара в сороковом доме и продавцы магазинов на Камчатской. Этот человек за несколько дней до пропажи Насти постоянно там ходил, смотрел за детьми. Кроме того, в лесу возле его дома на ул. Вишневой, в СНТ «Элита», нашли прикопанные и прикрытые полиэтиленом детские вещи, много вещей, а также мужскую рубашку предположительно со следами крови. Я узнала, что Поль также имеет психдиагноз.

И я поняла, что пора мне уже написать самый серьезной и важный текст в моей жизни. О том, что в нашей стране мужчина может 30 лет подряд собирать вокруг себя таких же любителей маленьких девочек, вступать с девочками в связь, делать им детей, девочки могут вырастать, единицы из сотен наконец начнут говорить, они будут годами рассказывать о своем опыте, а им никто не поверит. Сегодня выросли уже дети, которых Поль сделал школьницам. Но жертвам до сих пор не верят. Даже после того как Поля опознали жители пансионатов с Судостроителей, а рядом с его домом нашли спрятанные детские вещи…

Я успела убежать с Лесобазы, а Настя Муравьева, вероятно, нет. Я посмотрела мир, побывала в десятках стран, стала известным журналистом. Я написала книгу о доме своего детства. Думаю, я лучше многих других знаю, каково было ребенку из тесной пансионатовской комнатки спозаранку выбегать во двор, чтобы не мешать дома, пролепетывать в страхе по темной грязной лестнице и до позднего вечера послушно гулять, полагаясь только на провидение, собственную осторожность и внимание более старших детей.

Но главное — я, потратив больше половины жизни на попытки посадить людей, жертвами которых стали десятки девочек, точно знаю, почему случилась эта чудовищная трагедия на Судостроителей, 38. Ответ простой — у нас никому ничего не надо. Никому и ничего. Но обо всем по порядку…

Тазик варенья

Мы с мамой уехали с Лесобазы в 1995 году. Нам повезло — получили квартиру в доме на перекрестке Ямской и Полевой. Это был последний дом с бесплатными квартирами для работников профтехобразования. Отдельная квартира, большой светлый двор, школа через два дома, хороший контингент — после Судостроителей, 38 наш дом на Ямской, 57 показался нам раем.

В этом раю я беззаботно прожила три года: пик задержки зарплат, мать-бюджетница чуть ли не за стенку держится от голода, весь почти двор, три дома, голодает, потому что все работают преподавателями, исключений единицы. Но жизнь как-то шла, главное, что была светлая собственная квартира, отдельная комната, городская библиотека через дорогу. Я днями читала, а по вечерам смотрела фильмы, ведь в те годы телевидение открывало для нас мировой кинематограф. В общем, было бедно, голодно, но интересно…

Летом 1998 года моя жизнь стала еще интереснее. Девочки из соседних домов, младше меня на год, Наташа А., отличница, и Лена П., троечница с красивым личиком, позвали меня в гости к «очень интересному дяденьке». Хрущевка на Ямской, 73, второй с конца подъезд, третий или четвертый этаж, маленькая двухкомнатная квартира-распашонка, спальня налево, зала направо, в центре кухня. На кухне в фартуке варит в эмалированном тазу абрикосовое варенье мужчина лет сорока. С ним два рыжих брата-близнеца Александр и Сергей Токмаковы, они только закончили химический факультет ТюмГНГУ, тогда еще «индуса». Мужчина с вареньем обещает, что, как только доварит его, мы можем пойти гулять, а потом вернемся к нему поесть мороженого, выпить коктейли. Он представляется Полем Григье Де Женотье, рассказал, что приехал в 90-е из Эстонии — якобы, он выступал в рок-группе «Крукс» и давал концерт в нашем Ледовом дворце, где познакомился с фанаткой Маргаритой В., тогда еще школьницей, они полюбили друг друга и Поль остался в Тюмени. Он поселился в квартире у Маргариты и ее родителей. Вскоре Маргарита родила Полю сына, которого назвали Николя. Девушка после школы поступила в институт культуры учиться на библиотекаря, Поль нянчил ребенка и занимался перепродажей мелких строительных услуг. Отец Маргариты В., военный из ТВВИКУ (военное училище), имел домик где-то в Крыму и на все лето увозил туда семью, так что квартира в доме по Ямской, 73 оставалась в полном распоряжении Поля. Имено с ним, его квартирой, его друзьями будут связаны следующие несколько лет моей жизни.

Глазами ребенка: как взрослые

Подробное описание всего, что происходило в этой компании, может представлять интерес только для трех категорий читателей: следствия, клинических психологов, работающих над методиками взаимодействия с жертвами педофилии, и для самих любителей липких историй про маленьких девочек. Потому ограничусь коротким перечислением фактов.

Итак, с 1998 по 2000 год я проводила едва ли не все три лета в компании Поля, его друзей, моих подружек из двора и других девочек из района Тюмени под названием Дом обороны. У нас было вполне тривиальное для больших компаний времяпровождения: мы много гуляли, днями рыбачили на пирсе у Пешеходного моста (там сейчас набережная), по вечерам большими компаниями выпивали, смотрели интересное (действительно, интересное и хорошее) кино, знакомились с британским и американским рок-н-роллом. Мы смотрели концерты Pink Floyd на видео, брали у Поля книги (я в 13 лет прочитала «Психологию инвертированных» Зигмунда Фрейда). Мы по вечерам собирались на пирсе или в этой квартире, выпивали (всегда кола с водкой, изредка — с виски или мартини, впрочем, пили не все, часто воздерживались), играли «в бутылочку», ходили в гости, ездили отдыхать на озеро, дачу, за грибами. От всех прочих компаний нас отличало только три факта: девочкам у нас было 6-14 лет, а мальчикам — минимум 21 год. Второе отличие — у нас было слишком много для подростковой среды секса. Третье: нас постоянно снимали на видео. Не порнографию, но повседневные наши разговоры, развлечения, от рыбалки до массажей и игры в бутылочку. У Поля была видеокамера. У Токмаковых — еще более новая. Токмаковы носили ее в холщовой авоське. Впрочем, нет, один эпизод порнографии я помню: 1998 или 1999 гг., к нам на пирс, к Полю, Токмаковым и школьницам, пришел чей-то брат, худой и слабый. Поль учил его переплывать Туру. А потом учил девочку, чье имя я не запомнила, делать минет. Кто-то из Токмаковых снимал. Все кончилось красными лицами и убеганием в кусты. Убежал и мальчик, больше его я не видела, и девочка, ее я тоже не помню.

Дальше перечисляю сухо факты. В этой компании я влюбилась в Сергея Пронина, кузнеца, выпускника, по его словам, Абрамцевского художественного училища. Его в этой среде провинциальных франкоманов называли Сержем и говорили, будто он полгода прожил в Париже. На нас, девочек с тюменской окраины, это производило сногсшибательное впечатление. Пронину было 30 лет, он родился в январе. У Пронина имелась тогда кузница на перекрестке Казанской и Луначарского. С Прониным мы подолгу целовались в квартире Поля. Однажды вечером мы всей большой компанией — девочки из нашего двора, моя двоюродная сестра Наталья К., Пронин, Токмаковы, ходили в кузницу к Пронину, там выпивали что-то необременительное, ели мороженое. Потом Пронин показывал нам фокус, в частности, мне как его «избраннице», предлагал класть ладонь на платформу огромного гидравлического пресса, сам Пронин педалью медленно опускал пресс, который давил массой 400 тонн, и касался им моей ладони. Потом убирал пресс. Так он проверял доверие к нему. В кузнице у Пронина были наручники, кандалы — он их ковал в свободное время. Судя по всему, продолжил он ковать кандалы и годы спустя.

Вскоре у нас с Прониным случилось свидание. Я приходила к нему в однокомнатную квартиру на ул. Мельникайте, рядом с кардиоцентром. Квартира производила впечатление пустующей и временной, в холодильнике было только мороженое — полный морозильник. К радиатору центрального отопления были прицеплены наручники. Пронин говорил, что некая любовница его приковывает.

Через пару недель я узнала, что в квартире Пронина также была моя двоюродная сестра Наталья К., ей уже было 14 лет тогда, формально он не совершил в отношении нее уголовного преступления, так как аккурат в тот год в России опустили возраст согласия до 14 лет. Наталью Пронин приковывал теми самыми наручниками к той же самой батарее. Позже я нашла девочку, еще на год младше меня, которая побывала в его квартире в 1999 году и тоже испытала на себе наручники.

Что еще? Дни мы проводили на пирсе в центре города, в кустах обнимались, целовались, у нас были пары… Я познакомила с Полем своею соседку Татьяну В., которой только в сентябре 1998 года исполнилось тринадцать лет. Она пришла к Полю, тот отвел ее в спальню, где якобы составлял ей психологический тест: когда выйдет замуж, когда умрет… Вышла оттуда Таня красная, в разорванном платье. Но приходить к Полю не перестала. Наоборот, в один день привела с собой свою младшую сестру Марию, ей тогда было шесть или семь лет, она еще не ходила в школу. Сама Татьяна к августу нашла себе в компании пару — она стала встречаться с Сашей Токмаковым, которому летом исполнился 21 год. Из них получилась крепкая пара, они были влюблены в друг друга, Саша познакомил Таню с родителями, вскоре и Таня привела друга домой. Жили то у одних, то у других. У Токмаковых дома были мама, папа по имени Валера, бабушка. Возраст Тани никого не смущал: ее охотно приняли в семью, брали с собой на дачу, за грибами. Роман их начался в июле–августе 1998 года, в сентябре у Тани все отметили ее день рождения.

В один из августовских дней Таня привела на пирс свою сестру Марию. Поль весь день не отходил от девочки, гладил ее, лез ей в трусы и на глазах нескольких других детей изнасиловал ее пальцем. Теперь уже Мария, красная и растерянная, ухватившись за сестру, засеменила наверх с пирса. Набережной тогда не было, спускались и поднимались мы через заросли и осыпающийся берег. Маша хватала руками дерн и торопилась уйти. Все были растеряны. Ссориться со взрослым другом никто не хотел. И это — главное в моей истории. Никто из нас не чувствовал себя жертвой — все думали, что они взрослые самостоятельные люди, которые состоят в отношениях с такими же взрослыми и умными людьми. Мария В. поразительно походила на пропавшую в Тюмени Аню Анисимову. Одно лицо, но об этом позже…

В общем, лето 1998 года мы провели совершенно по-взрослому. Девочками мы были, как это тогда считалось, из хороших семей: не асоциальные, не жили кучно, район благополучный. Моя мама — преподаватель в училище. У Натальи А. мать работала художником в кинотеатре, у Тани и Маши В. родители были педагогами, а потом ушли в торговлю. У остальных девочек мамы и папы тоже были нормальные. Мы не были детьми алкоголиков, никто из нас не был ненужным или нелюбимым ребенком. Пожалуй, все мы были детьми представителей подчеркнуто благополучной и предельно усредненной низовой интеллигенции из хорошего района. Нас отличало только одно — мы очень хотели взрослой жизни. И получили ее по полной.

Напишу, предвосхищая вопросы: ко мне Поль приставал один раз и как-то очень вяло, без интереса: я в 13 лет имела совершенно оформившуюся женскую фигуру, большую грудь, выглядела очень взрослой и уже его не интересовала, ему нравились девочки более детского склада. С Полем мы разговаривали, меня он любил просвещать. Но я нравилась другим…

Надеюсь, сегодня уже не надо никому говорить, почему секс с несовершеннолетними является априори незаконным, а сами дети — недееспособными. Ребенок не может отвечать за свой выбор. За все, что я сейчас о себе рассказываю, я тоже не хочу отвечать. Даже несмотря на то, что я нашла в себе силы все-таки по прошествии лет за это ответить и призвать к ответу других.

Итак, летом 1998 года, после короткого моего романа с Сергеем Прониным, после ссоры и примирения с сестрой Натальей К., которая вдруг вообразила, что забеременела, а обратиться ей было не к кому, кроме меня, так что мы помирились. Настолько, что, в день города устроили побег из дома: мы жили в разных частях Тюмени и просто сказали родителям, что едем друг к другу. Телефонов у нас тогда не было, проверить было нельзя. Ту ночь мы провели в квартире у Поля в одной постели с Сергеем Прониным. Но, надо сказать, без секса, наверное, он догадался, что открытых сцен ревности следует избегать, поэтому ограничился скромным поведением: разговоры, массаж. Он нас учил делать массаж: начинать обязательно с мизинцев. Мне было 13 лет, сестре — 14. Сергею Пронину — 30. Я с тех пор никогда не делаю и не позволяю никому делать мне массаж, меня воротит…

А я тогда страдала. Я считала себя влюбленной, мне казалось, что я была полноценным участником полноценных отношений. По итогам этих страданий я нашла себе утешение в лице одного из братьев Токмаковых — Сергея. И стала встречаться какое-то время с ним, в том числе, наши свидания происходили у него дома, в четырехкомнатной квартире на ул. Широтной, где в соседних комнатах смотрели телевизор родители и бабушка. Я приходила к ним в гости, мы пили чай с пирогами, смотрели семейные записи (постоянно какую-то родственницу Токмаковых они снимали в купальнике), а потом уединялись… Еще мы с Сергеем ездили на дачу к его одногруппникам, те отмечали окончание курса. Саша с Таней тоже были. Никого из студентов не смутили две школьницы на празднике.

Потом наступила осень, я пошла в школу. К Полю вернулась из Крыма семья. Мы еще какое-то время приходили к нему во двор: поболтать, поесть печеной картошки. Видели, как его жена Маргарита зло на нас смотрит. Видели маленького белокурого Николя. Поль сидел днями на лавке с радиотелефоном: Токмаковы поставили ему на крыше антенну, которая далеко передавала сигнал, Поль носил трубку радиотелефона и изображал, будто это мобильник — вещь в те времена крайне дорогая. Он занимался какими-то якобы подрядами в строительном секторе. Еще говорил, что писал стихи на заказ. Рассказывал, как помогал устроиться в Москве певцу Алексею Чумакову — тот жил какое-то время в Тюмени и был уже тогда местной молодой звездой. Мы все слушали. Поль любил вставлять в разговор французские словечки, а все имена по возможности коверкал на французский манер. Как ему казалось. Таню он называл Танель, Аню — Анель, Наташу — конечно же, Натали. С конца октября сидеть на лавке в Сибири стало холодно — мы перестали видеть Поля.

А к следующему лету все началось сначала. Снова Маргарита с родителями и сыном уехала в Крым, снова осталась квартира. Снова туда приходили мы, появлялись и новые девочки, всем 12-14 лет. Свою первую любовь Сергея Пронина я уже не видела. Саша Токмаков так и встречался с Таней В. Приходила туда девочка Тамара из нашего дома, на два года нас младше. И неизвестно, до чего бы довело ее любопытство, если бы вскоре не напала на Тамару уличная собака и не изуродовала ей ногу — все лето Тома пролечилась, с укушеной ногой ходить к мужчинам стеснялась, тем и спаслась, хотя ее и успели облапать.

Больше не спасся никто… Я летом познакомилась у Поля с на тот момент 27-летним Владимиром Незнамовым, он закончил ТюмГНГУ, работал где-то админом (крайне редкая тогда работа), числился в аспирантуре «индуса» (так назывался нефтегазовый университет) и жил в общежитии на улице Мельникайте. Туда я один раз сбегала из дома. Был Незнамов уже разведен, имел сестру и малолетнего сына. Роман наш продлился до осени и вновь окончился моим разбитым сердцем. За это время мы успели провести десятки часов в прогулках, обнимаясь дома у Поля, в парках. Мы были в компании Токмаковых, Поля, других девочек на даче тестя Поля в районе Рощино. Щитовой домик, ничего особенного. Позже я вспомню еще про эту дачу.

Ничего примечательного в компании Поля не было. Даже по тем меркам он был скромно обеспеченным человеком: далеко не всегда угощал нас мороженым, колой с водкой, которую мы почти никогда не пили. Несколько раз за все годы мы делали шашлыки: на даче или на этом пирсе. Жарили курицу и даже сосиски. Этим даже и в голодный 1998 год (пик задержки зарплат и пенсий) отличниц было не удивить. Ходили мы к Полю за другим — за общением. За ощущением взрослости. За настоящими отношениями. Был в наших встречах даже некоторый благородный момент, что-то вроде просвещения: Поль неплохо знал историю рок-музыки, от него я узнала про Pink Floyd, у него я посмотрела впервые их концерт Pulse и фильм «Стена». Я узнала про группы Yello, E.L.P., Manfred Mann’s Earth Band. Про Зигмунда Фрейда, психолога Владимира Леви. В то же время уже 1999 году меня посетили сомнения насчет знания Полем французского языка: кроме «бонжур» он ничего не произносил. Я стала догадываться, что Поль имитирует французский. Рассказывает нам, что его папа был француз, революционер из Петрограда, которого после революции спасла лично сестра Ленина Мария Ульянова. Что с сыном Николя они дома говоря по-французски.

Еще я стала наконец понимать, что разные шуточки Поля на постельные темы не очень здоровы. Он рассказывал нам, как спариваются собаки, как мужчине заниматься сексом, чтобы удержать эякуляцию. Говорил, что дома они с женой и сыном ходят голыми, что он умеет кончать в женщину, не делая ей детей. В 13 лет эти рассказы казались удивительными, в 14 они уже виделись мне навязчивой манией. Я стала сомневаться, что знакомый наш — психолог, как он представлялся, музыкант и учился в актерском училище. Но мне было очень неудобно признать, что я так легко дала себя обмануть, так что сомнения свои я запрятала подальше. Тем более, что компания Поля для меня и ряда моих знакомых стала полноценными друзьями, других не было, остаться в одиночестве и мне не хотелось.

Так прошло примерно три года. С каждым новым летом в компании появлялись более молодые девочки из других дворов, мы, вырастая, интересовали его все меньше. Редко кто старше 14-ти там задерживался. Была одна девушка, Ольга Т., 1979 г. р., которая иногда приходила к нам вместе с каким-то уголовного вида гражданином. Я поняла, что Оля в первой половине 90-х сама прошла через компанию Поля. Поля она любила, всегда к нему тянулась и в 1999 году привела туда свою сестру, кажется, младше меня на год. А Поль все пытался найти ей жениха. Это был единственный случай, когда в компанию проникала фактически взрослая женщина.

В 2000 или 2001 году наши посиделки окончательно оборвал разрыв Поля с женой Маргаритой. Он сказал нам, что Маргарита изменила ему с коллегой, он не простил и уходит от нее. Николя захотел остаться с отцом. Мальчика забрали из 26-й школы, где он уже учился. Мать боролась за сына, но Поль так его настроил, что Николя выскочил на балкон с ножом в руке и пообещал себя зарезать, если мать не отпустит его жить с отцом. Мать отпустила.

Пограничное состояние

Идти Полю было некуда и он устроился у Владимира Незнамова. У того к этому времени появилась однокомнатная квартирка в пансионате на Олимпийской. Точно таком же, в каком жила Настя Муравьева, тот же проект. Но у Незнамова была «квартира» не 13 кв. м, а примерно 27-29. Там они жили втроем: он, Поль и Николя. Мальчик пошел в местную школу. Токмаковы стали появляться там еще чаще, потому что жили рядом.

Примерно в это время, лет в шестнадцать, я все поняла. И я отчетливо осознала, что хочу этих людей наказать. Однако воплощению этого желания препятствовали два момента. Первое — надо было пойти в милицию и признаться, что лично я оказалась дурой. Времена были другие. Тогда не поднимали Следственный комитет из-за одного косого взгляда. Тогда парень приводил домой, к друзьям 12-летнюю подружку и все было в норме вещей. Тогда постоянно писали в газетах, показывали по телевизору, как девочки решались рассказать об изнасиловании и их на всю страну называли в ответ шалавами. Что бы ответили школьнице, которая вдруг вообразила себя взрослой и сама вступала в отношения с мужчинами, ездила на шашлыки, пила коктейли? О том, что, вероятно, большинство жертв педофилии вступают в связь с преступниками добровольно, не знают даже до сих пор. Спросите людей 25+ — они вам скажут, что педофил это саблезубый дядька с ножом за спиной. Тогда о проблеме добровольного сожительства школьниц никто не говорил, ее не было. Почитайте роман Алексея Иванова «Ненастье» — несколькими годами ранее главарь афганской группировки живет там открыто с малолетней Таней, и это никого не волнует, все лишь боятся, как бы не обидеть товарища Лихолетова. В общем, мужчин, склонивших школьниц к добровольному сожительству, общество тогда не осуждало. Да еще и в 1998 году возраст согласия снизили в России до 14 лет, правда, уже в 2002-м его вновь подняли до шестнадцати. Ну и напомню, что тогда даже Следственного комитета не было. Сообщать в те годы о подобных преступлениях было лишь добровольным и пустым взятием на себя позора: эффекта ноль, заявление не примут, еще и в милиции засмеют.

Второй момент еще более деликатный — тебе приходилось разорвать отношения с людьми, к которым ты была привязана. Ведь мы же все считались друзьями. Конечно, я чувствовала, как с возрастом наша дружба истончается, я понимала, что виной всему наше взросление, мы перестали интересовать Поля и его друзей, костяк которых сохранялся тот же, но иногда в компанию приходили новые люди. Мы все больше отдалялись от Поля и Токмаковых, Пронина вообще перестали видеть, Незнамова — тоже. После переезда у Поля появились новые девочки, уже из Восточного микрорайона. Тоже школьницы. Помню, как мы с Леной П., моей соседкой, поехали из нашего дома на Ямской в пансионат к Незнамову, где жил Поль. Не знаю, зачем туда ехала Лена, а я уже точно знала, что хочу Поля посадить. И Токмаковых. И Незнамова, у которого дома совращали школьниц, поили их водкой, показывали им порнографию, снимали посиделки на видео, а он в это время ненадолго приходил, говорил по телефону с невестой, готовил себе что-то на кухне. При мне он в развращении школьниц не участвовал, но и не пресекал. Просто воспринимал как должное. Спустя много лет он напишет мне, что таков был у него период в жизни, полезный опыт, он его приобрел и все. Переписку эту я вам тоже покажу.

В общем, оба стоп-фактора меня не остановили: я преодолела стыд, разорвала дружеские отношения с этой компаний и впервые пошла в милицию. Вероятно, летом-осенью 2001 года. Пришла в отделение на улице Белинского, поторчала у окошка, сказала дежурной, что хочу сообщить о мужчинах, которые много лет сожительствуют со школьницами.

«Вас изнасиловали?» — спросила меня в окошке женщина с жирно накрашенными сиреневыми губами. Помните, были такие помады перламутровые?

«При вас кого-то изнасиловали?»

Я робко мямлила, что все было добровольно. От меня отмахнулись:

«Ждите».

Я прождала больше трех часов. Ко мне никто не вышел. Я захотела есть, пить и ушла домой.

Для второго раза я решила запастись свежими уликами. Тогда и поехала в пансионат к Незнамову. Я хотела записать имена девочек, адрес, номер его квартиры, а, главное, заснять все. Тогда у Поля был кто-то из Токмаковых, кажется, Саша, мы с Леной П., четыре-пять местных девочек, сын Николя, позже пришел Незнамов. Поль показывал неизвестно откуда взявшуюся у него электрогитару, не играл и повторял байку о том, что он дал обет не играть на гитаре. На самом деле он просто не умел…

Там выпивали, по видеомагнитофону играл какой-то концерт, Токмаков снимал. Незнамов пришел, узнал меня, свою бывшую подружку, без энтузиазма поприветствовал и рассказал про новую систему изучения английского языка: каждый день он приклеивал на зеркало в ванной несколько новых слов и так их запоминал. Я была хорошая ученица и все слова с зеркала давно знала. Сфотографировать я никого не смогла: у меня в сумке лежал дешевый пленочный фотоаппарат с ручной перемоткой. Даже чтобы просто перемотать кадр, нужно было произвести звук.

Я еще пару раз за год-два была там, никаких девочек в милицию сводить не смогла. Они были такими же самоуверенными и «взрослыми», как и я в 13 лет. Время от времени мы пересекались с Полем в городе: на параде, на пирсе, в городском саду. Вскоре я узнала, что он давно живет с одной из приходивших к нему девочек, Аней С., которую называл Анель. Хотя по другим данным, ее зовут Елена. Вскоре она родила ему дочь.

Еще раз я ходила в милицию, но со мной снова никто не стал разговаривать. Возможностей найти других жертв тогда еще не было — без соцсетей это сложно. А в начале 2000-х даже интернет в Тюмени мало у кого был.

Я закончила университет, эмигрировала, несколько лет прожила на две страны и вернулась к вопросу о Поле и его компании, когда у нас развились соцсети. Я стала их искать и это был второй этап осмысления мною прошлого.

Герлы приходили пожрать

Зачем они мне понадобились, я не знаю. Я лишь чувствовала отчетливое желание услышать от них извинения. Я уже понимала, что хочу против них воевать, но еще не знала как. И я хотела, наверное, дать им шанс раскаяться. Я нашла всех, кроме Поля, Поль не сидел в интернете, а по телефону раскаиваться не хотел. Уже стало известно, что он уехал на дачу в Ембаево, там жил со своей Анелью и дочкой. Днями он сидел на лавке на Цветном бульваре или на остановке у областной библиотеки, которой присвоили имя Ельцина. Знакомился с девочками, все также рассказывал истории про сношающихся собак и быков-осеменителей.

Незнамова, Токмаковых, а также двоих новых членов их компании, уже из начала 2000-х, Игоря и Анатолия Захаровых (жили на ДОКе, у Толика был отрезан большой палец на руке, он тоже закончил химфак, как и Токмаковы). Саша Токмаков оказался осторожным и особенно со мной в переписку не вступал. С Сергеем наши беседы выдались долгими. Однажды я, еще из эмиграции, прямо его спросила, не сожалеет ли он о прошлом. Мужчина 32 лет ответил мне вот что:

“ПЕЧАЛЬНО, но Многие девушки (исключая тебя, Таню, Лену, Тому) (прим. — Тане на момент появления было 12, Лене и Томе — по 11 лет), приходили «Выпить» и «Пожрать» НА ХАЛЯВУ, Может это звучит грубо за то Очень точно.

А многие из них, в действительности были недостойны нашего внимания, а мы как лохи велись на это» (прилагаю скриншоты).

На счет ПОЛЯ:

«В течении этих 3-5 лет обратил внимание на интересную закономерность. Когда Поль был при деньгах и Жил „ЖИРНЕНЬКО“ вокруг него крутилось много разных девушек, а когда денег не стало (работа не пошла) Все Девушки, понимая, что здесь ловить нечего, разом отвернулись и „СВАЛИЛИ“ кто куда нашли кучу причин и всё… Осталась только одна, которую интересовал сам Поль, а не его кошелёк. Вот так!»

«Могу рассказать ещё занимательную закономерность.Когда брать работал с Полем (на баргузине ездил) он возил одноклассниц сына Поля на озёра, карьеры, в общем увеселительные мероприятия (секса не было-для справки), а сейчас Эти „ГЁРЛЫ“ проходя рядом или случайная встреча, они воротят Свои „Личеки“ в сторону. Никто этих девушек не развращал, и не соблазнял и не приставал…»

В это время одноклассницам Николя было 9-10 лет. Под «девушкам» подразумеваются девочки 11-14 лет. Я к тому времени уже прочитала много книг о психологии тех самых инвертированных, читала материалы допросов серийных педофилов и знала, что все они о детях говорят «девушки» и непременно считают их злыми, развратными.

Переписка с Владимиром Незнамовым, который в отношении меня уголовного преступления не совершил, т. к. я по тогдашним законам достигла в 1998 году возраста согласия, но которые не один год наблюдал у себя дома притон для школьниц, подарил мне удивительные вечера переписки, полные нравоучений, наставлений и дзеновской мудрости — Незнамов между второй и третьей женитьбой как раз увлекся дзен-буддизмом. Он поучал меня, попрекал, что я сама себе испортила жизнь, требовал лучше писать про чиновников, при которых у его мамы была пенсия 6400 рублей, рассказывал, что не надо пилить опилки, и требовал от меня ответа, где я сама была, когда Поль совратил дошкольницу. Еше Незнамов сообщил вот что:

«А как я все оцениваю? Никак. У меня был определенный жизненный отрезок времени, в пределах которого я получил свой опыт, согласен, не совсем позитивный и созидательный, но на фоне этого я могу дифференцировать теперь нечто лучшее, отличное от этого. P. S. А почему у Вас такой возврат к прошлому? Не пора ли оставить его?..»

«Лучше сделать и сожалеть, чем не сделать — и жалеть. Мне более всего не понятно, зачем Вам, не будучи частью «той компании», браться судить на тему «что такое хорошо и что такое плохо?»

Ну и в конце — о поисках почти сорокалетним мужиком татьян ларин среди тюменских школьниц:

«Вообще, судя по Полю, жизнь у него точно не сложилась, но это его выбор и его ответственность. Мы с ним уже лет 6 не общаемся, т. к. тот образ жизни, построенный на эфемерных представлениях, выдумках и похоти к молоденьким девочкам для меня абсолютно НЕ ПРИЕМЛЕМ. А что до утраты романтичности… Покажите мне, ну Бога ради покажите, хоть одну девочку из соседнего двора, для которой такие понятия, как честь, искренность, благородство и преданность — не просто звуки, а слова, наполненные смыслом. Где из тех школьниц, курящих на крыльце школ и пьющих из горла пиво в подворотнях, мне найти Татьян Лариных? Да хоть просто Татьяну, путь и не совсем Ларину…»

Невероятно, но дальше в тексте Владимир Незнамов снова появится. И будет меня учить уже вместе со своей женой.

Это переписка 2008–2010 гг. Несколько лет я ждала от них хоть какого-то аргументированного раскаяния. Наверное, мне бы его хватило. И я бы удовлетворилась. Но раскаяния не было.

Глазами взрослого

В 2010 году я вернулась из эмиграции в Россию. Осенью в Тюмени пропала девочка Аня Анисимова, она жила неподалеку от дома бывшей жены Поля Маргариты В., тоже на Дом обороне (это народное название района). Я сопереживала, следила за поисками. Потом я связалась с подругой семьи Анисимовых Татьяной Бурковой и впервые рассказала ей о Поле, девочке Маше В., которая очень походила на Аню. Мне хотелось просто высказаться. Оказалось, что Буркова сама выросла в том районе и в детстве видела Поля, его посиделки с подростками. Я впервые тогда стала искать жертв, поговорила со всеми, кого смогла найти, больше десяти человек, некоторых я с тех пор уже забыла по именам, но в 2010 году еще помнила. Показания давать все отказались. Таня В., сестра Маши, сказала, что убьет меня, если я наврежу Полю — они друзья. Не Маши ее интересовала судьба, а Поля.

С Бурковой мы долго вспоминали детство на Обороне, двор Поля. Я нашла какого-то оперативника из отдела тогда уже, кажется, полиции Центрального района, он что-то долго изучал и бросил это дело. Не поверил. Через Буркову я связалась с руководителем фонда поддержки ветеранов правоохранительных органов «Перспектива» Николаем Логиновым. Он получил полный мой рассказ, Буркова добавила еще имена тех, кого она сама видела в этой компании (копия этого обращения у меня есть). Ничего ветераны правоохранительных органов мне не сказали.

Я потихоньку, по чуть-чуть, стала информацию выпускать в народ. Писала в закрытых группах поисковиков, которые искали Аню Анисимову. Потом написала на форуме detkytyumen.ru. Впервые — в 2010 году, просто спросила, кто еще видел Поля. Мне, кажется, не поверили, написали, что у меня мания, в ветке началась ругань, ее закрыли. Осенью 2011 года я отправила в «Наш город» письмо под вымышленным именем и под ником tyumenpedo. В письме я описала советы, как выяснить, не стала ли ваша дочь добровольной жертвой педофилии. Это письмо родилось после долгой моей работы с представителями психолого-психиатрического сообщества силовых структур, которые разрабатывали методики опрашивания таких жертв и их родителей, я помогала. Вот здесь мне отвечали тюменские психологи, в том числе видный специалист по психиатрии Алексей Лебедев. Этот специалист объявил, что я просто хочу привлечь к себе внимание и снискать славы. Ну что ж, теперь я, пожалуй, привлеку к господину Лебедеву немного внимания: если он жив, пускай мне еще раз ответит.

Тюменцы, кстати, активно тогда мои советы обсуждали.

Так активно, что на детский форум пришел один из самых известных и неуловимых авторов педофильского даркнета 2000-х Аль — Антидот. Появившийся в Тюмени под ником Тоти и выяснявший, правда ли Поль существует. Этого Тоти я долго выслеживала, он сидел в ЖЖ, на педофильских форумах, вроде «Нимфетомании», которые в те годы свободно существовали и которые я мониторила, чтобы поймать там своих «пациентов». Потом форумы перекочевали в зону *onion. Там я столкнулась напрямую с этим Тоти, а потом он вдруг пришел на тюменский форум. Вскоре этот Тоти отовсюду пропал — видимо, сел. Указывалось, что за его именем скрывался некто Сергей Весельчаков. Возможно, это вообще был оперативник, который собирал вокруг себя «специфический» контингент. И это был самый известный педофил российского интернета.

Но и он не вытянул тюменскую историю на федеральный уровень. Всплеск обсуждения группы педофилов не привел ни к чему. Не изменилось в их жизни тогда ничего. Ни один силовик меня не стал искать, никто меня не опросил.

Следователь Колесников. Самый важный

Все изменилось в 2011 году, когда меня из-за какой-то моей рутинной статьи в газете «Ямская слобода» вызвали в городское управление СК. Я писала заметку о том, как из детского садика некий мужчина пытался украсть ребенка, воспитательница не отдала, родители вскоре пришли и вызвали полицию. Дело не завели. Об этом я и написала. И попала к старшему следователю Александру Колесникову, который тогда и вел дело Ани Анисимовой.

Я подробно все ему рассказала про садик, а потом решила, что другого шанса сдать своих пациентов у меня может не быть, и тоже про них все выложила. Мы общались до глубокой ночи, потом я дома все изложила на бумаге, собрала все ссылки, фото, копию переписки и отдала Колесникову, вернувшись и все повторив под запись. К тому времени я уже кое-что выяснила. Я сообщила ему, что Поль жил без документов, что приехал он в Тюмень по странной легенде и как раз накануне того, как в городе началась серия пропажи детей. Я говорила, что у его бывшего тестя есть заброшенная дача как раз в районе поисков Ани Анисимовой и Насти Ложкиной, что Поль одержим девочками 7-11 лет, что он при мне изнасиловал девочку, очень похожую на эту Аню. Я рассказывала про Пронина: как он приехал, что мы видели у него в квартире. К тому времени у Пронина уже появилась новая кузница на Бабарынке, я туда тайком ездила, познакомилась с кузнецом-стажером, который по моей просьбе устроился к Пронину и увидел, что тот в качестве хобби кует кандалы. Я все ему рассказала: что Пронин — очень маленький, меньше 160 см, закомплексованный, вряд ли он пользуется успехом у женщин, на шее у него постоянно торчит огромный жировик, который он вырезает. Пронин злой, склонный к садизму. Я отдала Колесникову данные всех жертв, которые мне известны, включая телефон и адрес моей сестры.

В то, что эти люди так уж причастны к исчезновению Ани Анисимовой, я верила с трудом. Но не упускала возможности, чтобы их проверили. Колесников их и проверял в рамках дела о поисках Ани.

И все остановилось. Никто меня больше никуда не вызывал, не допрашивал. Я лишь узнала, что у них были обыски, их вызывали на допрос. Больше ничего. Потом мне писали Токмаковы, что я пожалею о своем поступке. И что меня найдут.

До сентября 2012 года ничего про Поля слышно не было. Я уже переехала в Санкт-Петербург, устроилась на местно «Эхо Москвы», жила новой жизнью. В сентябре на том же тюменском форуме «Детки» появилось сообщение женщины о том, что некий Поль Григье Де Женотье знакомится со школьницами, поит их водкой и рассказывает про писи. Туда подтянулись еще свидетели, написала я, написала анонимно женщина из-за границы, писали очевидцы, которые видели Поля, но не стали жертвами. Подруга жены Саши Токмакова написала, что он подозрительно ведет себя с ее дочерью, она и без сообщения на форуме боялась его оставлять с ребенком в комнате.

Пошла волна. Наконец, прошли обыски, допрашивались Токмаковы, Незнамов. И снова — тишина. От Александра Колесникова мне не удалось выяснить ничего, я даже не смогла убедиться, что они узнали настоящее имя Поля.

Для меня все закончилось угрозами: Николя, сын Поля, писал сначала, что меня достанут, потом — что они пойдут на телевидение с отцом. Саша Токмаков, от которого из-за скандала ушла жена, тоже Саша, пригрозил, что меня и в Петербурге уже найдут. Несколько раз мне позвонили на мобильный телефон со скрытого номера и сказали, что уже меня вычислили и мне конец. В подъезде меня ударил выбежавший оттуда парень. Я жила одна в пустой коммуналке на улице Мытнинской в Петербурге и только устроилась на «Эхо». Об угрозах я написала на тюменском портале, а также на сайте PublicPost, был такой в Москве, его главредом являлась Наргиз Асадова с «Эха Москвы», я там вела колонку. Архив сайта уничтожен, но на нее ссылается и портал «Наш город».

Москва как-то равнодушно приняла сообщение о том, что где-то в Петербурге обещают убить женщину, раскрывшую имена педофилов из Тюмени. Тюмень от души надо мной потешалась. Темы и новости про Поля стали достоянием фольклора, как и я сама. Ох, как же смешно, в 13 лет влюбилась в тридцатилетнего мужика, а теперь пожалела. Хохотал весь город. Хором. И это, забегу вперед, не последний приступ хохота тюменцев по поводу компании Поля. В интернете развесили листовки с якобы рекламой о продаже младенцев и с моим номером телефона. Мне продолжали звонить с угрозами. В Петербург. Я звонила следователю Колесникову и слышала в ответ одни гудки.

Мне повезло — в начале октября я улетела где-то на две недели в США по программе «Открытый мир». По возвращении меня вызвали в СК давать показания уже в петербургском управлении, по запросу тюменского следствия я общалась со следователем здесь, в Петербурге. А на сайте тюменского управления Следственного комитета появилась информация о поиске жертв Поля.

Как все было на самом деле

И снова — все. В этот момент я поняла, что осталась одна наедине с угрозами и оскорблениями. На всех тюменских форумах надо мной открыто издевались, писали, что я сумасшедшая, что мне не хватает мужика, что только шлюхи могут рассказывать о своем прошлом, что я свинья, потому что любой другой человек не стал бы копаться в этой грязи и оставил бы ее. Например, это писали вот здесь. Едва ли не половина комментаторов там — журналисты, фотографы, верстальщики, разные мелкие политтехнологи из Тюмени. Им было очень приятно объявить меня дурой.

Впрочем, нет, я была не одна. Я знаю, что еще минимум две женщины откликнулись на призыв Следственного комитета, переступили через стыд и пошли дать показания. Это Анна В. и Татьяна Б. Их тоже растоптали. Они не нашли силы написать о себе публично, но и признания следствию им хватило. Их признания тоже не пригодились. В октябре 2012 года я осталась со своими педофилами один на один. Десятки жертв, только у меня больше десяти имен. Две школьницы-жены, родившие ему детей. Бывшая жена, не стану говорить, которая, их тьма, желающая его посадить… Никому это было неинтересно. И я стала все раскручивать сама.

Теперь держитесь за стулья и слушайте, что мне в одиночку удалось узнать. Поль Григье Де Женотье был урожден как Иван Григорьевич Быченко, 1953 г. р. Возможно, он с семьей еще в советское время переехал с Украины в Ленинград. Там у Ивана был брат Андрей и сестра Ирина. Брат давно эмигрировала в США, сестра — в Финляндию. Мать Антонина, которую также звали в быту Таня, осталась в Санкт-Петербурге.

В конце 1970-х годов Быченко прибыл в Сургут, как и откуда, неизвестно. Там он женился (впрочем, возможно, привез жену с собой), работал слесарем в ЖЭКе, жил в общежитии на Ленина, 56. Уже имея жену и дочь, сошелся сразу с несколькими школьницами. Так, Мария С., не зная, что Быченко женат, будучи малолетней, собиралась за него замуж. В это же время этой же целью задалась некая школьница Наумова. И вступила с Быченко добрачно в семейные отношения. За что в 1989 году Быченко был осужден и сослан отбывать наказание в Тюмень, на овчинно-меховую фабрику. В Тюмени он имел свободный режим, выходил спокойно в город, где и познакомился с малолетней Маргаритой В., у которой вскоре и поселился. Уже в сентябре 1992 года у них родился Николя.

Маргарита и ее семья за все годы ни разу не видели у Поля документов, он их скрывал. Рожденного сына записали как Поль-Николя Григье Де Женотье. Однако спустя полгода мать переписала мальчика на свою фамилию, но с сохранением имени Николай Григье. Сам Поль в те годы еще именовался Григом, а Полем стал позже.

Поясню, что фамилию Маргариты я здесь не указываю, потому что она сама жертва и позже пыталась посадить «Поля» также, как и я. Но у нее не вышло. Мои усилия — ерунда. Приближаясь к концу своего рассказа, скажу, что система наша так удивительно устроена, что посадить преступника не может даже попавшая в такие обстоятельства «жена».

Итак, Иван Быченко жил в квартире полковника ТВВИКУ, по каким-то подложным справкам ездил в Крым. Мне удалось найти в Финляндии старшую сестру Поля Ольгу, которая несколько лет назад уже скончалась. Ольга рассказывала, что Поль ездил с Маргаритой и сыном к матери, что никто из них с ним не общается, что в 1980-е они подозревали, что Поль убил ребенка и скрывается. Сам Поль нам в квартире в 1998 году показывал видеозаписи из Петербурга — ездил туда, но говорил, что туристом.

О том, что Поля зовут Иван Быченко, я выяснила в те тяжелые дни сентября 2012 года и обратилась к Александру Колесникову с вопросом, смогли ли они проверить советские судимости Поля. Колесников молчал. Я, уже имея некие связи в журналистике и среди поисковиков, пыталась искать сама. И мне сам написал некий пенсионер МВД с Украины, его аккаунт в Скайпе уничтожен, так что восстановить переписку не могу. Этот человек утверждал, что все 1970-е и 1980-е годы работал в уголовном розыске Львова и там ему попадалось дело об изнасиловании и убийстве девочки средних классов, подозреваемым проходил некий Ванька, которому в УгРо дали кличку Лежебока, кто-то из показавших на него зеков так его аттестовал. Был Поль-Иван уже судимым к тому времени или нет, неизвестно. Все это я сообщала по телефону из Петербурга Колесникову, но отвечать он мне перестал.

Что я узнала еще. Брат Поля Андрей Быченко живет в США, говорить о Поле-Иване он отказался, но по интернету поддерживал связь с Николя, они были друг у друга в друзьях во Вконтакте.

Еще я узнала, что Маргарита выгнала Поля, когда ее родители, вернувшись из Крыма, нашли у него кассету с видео, на которой были записаны посиделки с детьми. В милицию полковник не обращался — решил все решить тихо.

В 2016 году я нашла сургутскую дочь Поля Елизавету К. (фамилия по браку). Дочь сообщила, что еще в 2011 году у Поля был обыск, у него нашли детское порно, его взяли под стражу и судили. Она утверждала, что ее и мать вызывали для дачи показаний и выступления в суде, но по причине беременности Елизавета не поехала в Тюмень. Косвенно данные подтверждались страницей Николя, который где-то в 2017 году выкладывал фото с отцом после многих лет перерыва.

С 2012 года я про Поля ничего публично не писала — не было смысла. Новых жертв не найти, старые молчат, единицы заговорили и до сих пор переживают стыд. Но я часто мониторила СМИ, сайт судебного департамента — искала, не появились ли о нем новости. Из нового нашла только книгу певца Алексея Чумакова. Тот жил в 90-е в Тюмени и действительно был знаком с Полем и запомнил это экстравагантное имя. В 2015 году у Чумакова вышла книга «В поисках призраков». Ее главного героя зовут Поль Григье Де Женотье, к нашему Полю он не имеет никакого отношения. Я связалась с Алексеем Чумаковым: он подтвердил, что дал своему персонажу такое имя, потому что очень уж оно ему из юности запомнилось. Что еще запомнил Алексей Чумаков от встреч с Полем, я узнавать не стала, и про Поля на время забыла…

Школьница, на которой клейма негде ставить

Все возобновилось 10 июля 2020 года. Накануне у меня в Газете.ру вышла колонка, в которой я написала впервые, что не верю в невиновность карельского краеведа Юрия Дмитриева, а также — в невиновность Кирилла Серебренникова. Без деталей — просто написала, что не верю. На меня обрушился шквал обвинений в пособничестве режиму и пр. И тогда я 10 июля написала у себя в Фейсбуке большой пост о том, что я была жертвой педофилов, я много лет помогала составлять пособия для опрашивания и психологической помощи добровольным жертвам педофилии и верю девочке из дела Дмитриева. В своем рассказе я назвала все имена и в качестве примера того, что в России можно вообще 20 лет открыто сожительствовать с детьми и уходить от ответственности, привела свою историю. Было много лайков, в основном — от москвичей. Ссылку на этот текст я давать не буду, так как меня тогда атаковали жалобами. Текст под замком, как и несколько других о Поле, я готова показать его следствию, сюда пока лишь выложить скриншот.

Итак, 10 июля прошлого года я все назвала. Ко мне в комментарии даже пришли женщины, которые тоже в детстве встречали Поля. Но в целом все ограничилось смешками.

Еще ко мне пришла нынешняя жена Владимира Незнамова Елена, гадалка на картах Таро. Она стала надо мной впрямую издеваться. Сначала она все отрицала, хотя вышла замуж за Незнамова спустя чуть не 15 лет после нашего с ним романа. Потом она пообещала наслать на меня порчу. Потом сказала, что я сама виновата, 14-летняя шалава, клейма на мне негде было ставить, хлестала водку с мужиками где-то, причем тут ее муж. Потом пригрозила мне, что «ее терпение кончилось» и «пришла пора обнародовать», кто я. Видимо, на этом что-то в семье Незнамовых сломалось, потому что совершенно несогласованно пришел сам Незнамов и тоже стал мне писать, что я была распущенной, а он не виноват. Узнав, кто же я все-таки, Елена Незнамова не стала меня дальше разоблачать. Елена хвалилась, что она очень знаменитая и всем про меня расскажет. Давайте и я про нее расскажу.

Стычка с Незнамовыми была публичной, о ней знало все деловое сообщество Тюмени. У Незнамова в городе было несколько разных бизнесов, он подвязывался на ниве предпринимательского активизма, работал и в рекламе. Вы думаете, он понес хоть какие-то репутационные потери? Его перестали принимать на закрытых вечеринках, деловых завтраках? Нет. Тюмени комфортнее было закрыть глаза на эту ситуацию и объявить живущую далеко Миронову дурочкой. Так комфортно всем, не надо ничего менять. А что человек написал, что он с 14-летней девочкой спал, потому что на ней «клейма негде было ставить», и несколько лет терпел дома притон со школьницами, это никого не интересует.

Были и другие конфузы. В тот же день, вспомнив про Поля, я стала искать, не появилось ли про него что-нибудь новенькое. Некая Елена Брайт, консультант по оккультным сторонам человеческой души, выложила репортаж о встрече с «настоящим» французом, военным, который варит варенье. Клуб интересных и полезных людей — так называлось место, куда Поль с мастер-классом по варенью пришел. Я, конечно, сразу написала Елене Брайт, насколько на самом деле интересным был их гость. Вы думаете, что-то изменилось? Ничего. Фото с военным, которого «бросила жена» и он один воспитывал сына, до сих пор висит в сети.

Но и это еще не все. Поль с вареньем и легендой о том, что он военный отец-одиночка, который переехал в Тюмень, чтобы показать сыну «много снега», появился в правительственной региональной газете «Тюменская область сегодня» . Я, разумеется, сразу написала в редакцию — ответа нет до сих пор.

Мои признания никого не заинтересовали. Ни одно СМИ не предложило мне сделать материал о Поле, своем детском опыте и обращению в Следственный комитет. С «Новой газетой» я как раз вошла в конфликт из-за дела Дмитриева, да и вряд ли бы они стали об этом писать. Это никто не хотел трогать: очень «мутно» — так журналисты говорят о фактуре, которую надо крайне долго и обстоятельно разбирать, а времени нет. Все затихло.

Зумеры пришли

Знаете, когда на Поля в первый раз написали настоящее заявление? Когда он натолкнулся на поколение зумеров. Мы жили в атмосфере гипертолерантности к педофилии, советское общество было к ней сверхтолерантно. Педофил Иван Быченко в 1989 году получил за совращение малолетней два года «химии», то есть, исправительных работ и так отбывал наказание, что поселился у новой школьницы и в 1992 году уже родил ребенка. Токмаковы при родителях и бабушке водили школьниц домой. Меня выпроваживали из отделов милиции — не изнасиловали же до инвалидности, чего пришла?

Сегодня общество иное. За годы поисков я не смогла лично уговорить написать на Поля заявление 12 женщин, которые в детстве от него пострадали. Еще в четырех семьях я уговаривала написать заявление родителей девочек, к которым Поль приставал, которых угощал коктейлями, но которые не пошли. Родители писать не стали, им было лень и стыдно. И не хотели пачкаться. Пускай в грязи тонут другие — главное, чтобы у них все было тихо.

Первый с 1989 года, когда на него написали заявление родители некой Ольги Науменко, сбой у Поля произошел 19 мая 2021 года. В тот день он вместе с другом Олегом Дюковым (по некоторым данным, тот является бездомным после развода и может жить у Поля на даче в СНТ «Элита») как всегда сидел на лавке на Цветном бульваре и там пристал к двум девочкам 17 и 18 лет. Девочки удивились экстравагантному имени французского дедушки (первые поколения, которые нормально учат иностранные языки) и несоответствия его биографии внешнему виду (первое сытое поколение, которое нельзя обмануть, они вычисляют бедность по одежде, осанке, зубам, состоянию кожи). Они успели поискать про него в интернете, нашли мою статью от 2012 года, засняли Поля с Олегом Дюковым на видео и записали на диктофон, а потом все выложили в интернет и не поленились найти меня. Так мы наконец получили доказательства существования Поля, в которое никто не верил, даже когда Поль появился в тюменской прессе с вареньем.

На видео мы увидели худого постаревшего мужчину в старом вытянутом и большом ему костюме, с кнопочным телефоном, с плохими вставными зубами. Поль звал девушек к себе домой, открыто называл адрес и номер телефона. В Тюмени (пишу для жителей других городов) есть шестизначные мобильные номера, дозвониться до которых в пределах номера можно без приставки 8 90… , просто шесть цифр. Поль сказал школьницам, что он военный, а у военных у всех короткие номера. Еще он сказал, что дома у него сорок видов колбасы. На этих словах я, много лет писавшая в СМИ колонки о травмах недоедания наших людей, чуть не заплакала: начавший ловить девочек на еду еще, вероятно, в 1970-е, он привычно решил соблазнить их тем, что в его советском сознании запечатлелось как высшее благо и недосягаемая мечта. Были времена, когда девушку в нашей стране можно было соблазнить колбасой. У Захара Прилепина в сборнике «Ботинки, полные горячей водкой» был рассказ о том, как уже едва ли не в конце 90-х парни завлекают девочек шашлыком и те теряют рассудок от запаха мяса. Поль, конечно, все это помнит лимбической системой. Он помнит времена, когда все были одеты сравнительно плохо, у всех были плохие стрижки и зубы и уровень благосостояния различался лишь доступом к колбасе с мясом.

А девочки, которых он звал в гости, родились, когда колбасу в России начали считать едой бедных. Поль ошибся.

Ах, да, вы знаете, почему он переключился на девушек 17-18 лет? Младше на улице уже не найти. Я утверждаю: самый сильный эротический интерес у Поля вызывали девочки 6-11 лет, но сейчас таких без присмотра уже нет. Они не гуляют сами во дворах, не ходят без спроса в гости. Разве что на Лесобазе, но к этой страшной жирной точке рассказа мы скоро придем…

Итак, двух девочек Поль неудачно позвал домой. Получив отказ, он переключился на двух других, но девочки-зумеры оказались не только смышлеными — они проявили социальную ответственность, подловили на Цветном бульваре каких-то парней, своих ровесников, попросили их потихоньку подойти к новым намеченным жертвам Поля и передать им аккуратно, что сейчас их будет звать в гости судимый педофил.

Потом девочки обо всем написали в группе ЧС Тюмень, конечно, рассказали мамам. И мама, наверное, сама моя ровесница, проявила сознательность, понимая, что фактически против ее ребенка преступление совершено не было, она пошла и написала в ОП-4 заявление на Поля, чтобы просто был повод его задержать и допросить.

Поля задержали. И допросили. Есть его фото из машины уголовного розыска. Когда я узнала, что Поль задержан, я села и снова собрала в одной папке все, что про него помню и знаю. Я написала обо всем: жертвы, адреса, имена, что я видела, чем окончилось мое общение со следователем Александром Колесниковым. Старые фото Поля, фото Токмаковых, копии моей с ними и с Незнамовыми переписки. Все! И все это я передала в ОП-4, переслала по Вотсаппу. Номер они мне сами дали, потому что после заявления матери одной из бдительных девочек они со мной связались — я оставила ей свой телефон и просила, чтобы мне позвонил уголовный розыск. Всю ночь с 21 на 22 мая я писала для УгРо «досье» на Поля, так как документы, которые передавала следователю Колесникову, потеряла где-то на старых жестких дисках. В 06:30 утра 22 мая я отправила все, что знаю про Поля, в уголовный розыск отдела полиции № 4 Тюмени. Женщина, которая писала на Поля заявление в интересах своей дочери, и я вместе с ней с чувством выполненного долга принялись ждать, когда ее вызовут в Следственный комитет.

Детские вещи в лесу

Впрочем, не сильно надеясь на новую беседу с СК, я стала дожидаться вопросов хотя бы из уголовного розыска: захотят прояснить детали? Вызовут давать показания? Но увы — ни мне, ни заявительнице никто не писал. Мне даже не ответили, ознакомились ли с информацией. Поль был сразу отпущен.

Я, тем временем, начала вновь писать по известным мне жертвам, у нас уже собрался некий клуб плакальщиц: одна из матерей его бесчисленных детей (известно, что их больше трех), пара жертв, пара тех, кто просто был в компании, но не пострадал. Минимум трое из нас писали в разное время в Следственный комитет. Мы засуетились, стали выяснять друг у друга, что про Поля известно новенького. Например, мы узнали, что его дом выставлен на продажу, в объявлении есть фото. Думали — может, позвонить, отправить туда кого-нибудь под видом покупателей. Но решили не мешать уголовному розыску. И тихо сидели, не мешали. Шушукались, собирали снова по крупицам все, что знаем, что слышали про Токмаковых, Пронина… А 30 июня в доме моего детства пропала Настя Муравьева. У меня вышла книжка про этот дом, в мае я активизировала свое противостояние с Полем, а потом пропала Настя… Из уголовного розыска мне никто не позвонил. Сама я тюменские новости давно не читаю и о трагедии не знала.

Сообщила мне о пропаже Насти мама одной из девочек, которую Поль пытался заманить на дачу. Ей позвонили из уголовного розыска и попросили повторить про Поля все, что она помнит. Так я 2 июля я узнала о Насте Муравьевой.

У меня уже был телефон и номер Вотсаппа уголовного розыска из ОП-4, я им сначала позвонила и спросила, помнят ли они про меня. Они сказали, что помнят, что они не дураки и все проверяют. Я предложила еще раз выслать им папку — они сказали, что будут ждать. Я вновь отослала «досье» на компанию Поля в уголовный розыск и дополнила рассказ новыми деталями: я рассказала про свою книжку, подчеркнула, что для Поля я давний враг. И также я настойчиво, несколько раз, повторила историю про девочку Марию В., которую в конце 90-х Поль изнасиловал пальцем на пирсе у пешеходного моста и которая поразительно походила на Аню Анисимову и, так уж вышло, на Настю Муравьеву.

Я также написала в Фесбуке то свое сообщение, в котором указываю, что много лет пыталась привлечь внимание к группе педофилов и теперь хочу, чтобы меня опросили в рамках дела Насти Муравьевой. Я писала, чтобы меня свели со следователями из Москвы или Екатеринбурга, потому что если есть вероятность, что Поль причастен к исчезновению девочки, тюменское управление СК и, собственно, ОП-4 будут шкурно заинтересованы в сокрытии преступника. Им выгодно повесить Настю на кого угодно, а Поля этого… не знают, Поля — просто с глаз долой убрать. Чтобы за Настю не отвечать, ведь материалы по Полю они получили еще в 2011 году.

Шесть дней я писала в уголовный розыск. 8 июля мне предложили приехать в ОП-3 Тюмени, дескать, там меня опросят. Живу я, на минутку, под Петербургом.

Надо сказать, что я к тому времени немного утихла. Подумала, а вдруг это и впрямь совпадение? Вдруг так вот печально вышло, что я лично столкнулась с даром писательской прозорливости. Я написала книжку о девочке, которая живет в доме по Судостроителей, 38 и боится стать жертвой преступников, а теперь там пропала девочка Настя. Уловила дух среды, на Лесобазе за 30 лет ничего не изменилось — и впрямь, почему бы в этом доме не пропасть маленькой девочке?

Все изменилось вечером 9 июля, когда меня включили в группу активистов, решивших самостоятельно расследовать делишки Поля, про которого они узнали из интернета. В тот вечер я прочитала, что семилетняя девочка из пансионата по Судостроителей, 36 видела накануне, как Поль долго наблюдал за детьми на игровой площадке, где играла и Настя Муравьева. Эта девочка, со слов ее тети Любови С., еще 3 или 4 июля опознала Поля по фото и сообщила об этом сотруднику полиции, которые вел сплошной опрос. Показали ей фото Поля, потому что его уже прорабатывали, кроме того, с мая его активно обсуждали в тюменских соцсетях. Семья девочки стала ждать, когда им позвонят из Следственного комитета. Не позвонил никто.

В ночь с 9 на 10 июля эту девочку тетя сама привезла в ОП-3. Там ребенка продержали, с ее слов, до часу ночи, она ждала, пока освободится некая женщина. Все в Тюмени уже знали, что дело передано московскому следствию и из столицы вылетел знаменитый Евгений Карчевский, раскрывший 59 убийств ангарского маньяка. Вместо Карчевского ночью ребенка опросила молодая девушка, приехавшая на машине с тюменскими номерами и долго обсуждавшая по телефону запись на маникюр. К этому времени волонтеры-добровольцы уже почти сутки сидели в кустах у дом Поля в СНТ «Элита». Они засняли, как он пришел домой, как потом вышел с большой продуктовой тележкой, с какими ходят в магазины старушки, и направился в сторону леса. Они вызвали полицию, которая приехала к ночи, потопталась вокруг с фонариками, вроде как нашла детские следы и уехала. Волонтеры опросили соседей. Узнали, что накануне Поля видели у дома с маленькой девочкой. Вряд ли с Настей Муравьевой, но с какой-то другой. Потому что тяга Поля к маленьким девочкам неистребима. Полицию и тюменское следствие все это не интересовало. Ну или слежка за Полем велась так аккуратно, что ее никто не заметил.

11 июля добровольцы сами отправились на Лесобазу показывать фото Поля местным жителям. И по итогам этого обхода сообщили мне самое неприятное, что я, вероятно, в своей жизни слышала: Поля опознали продавцы из магазина возле дома Насти, бармен из сорокового дома, взрослые и дети из злополучного двора. Поля неоднократно там видели, он задолго до исчезновения девочки стал там появляться и подолгу разглядывать детей.

Еще одни добровольцы 11 июля арендовали машину сына Поля Николя. У сына Мерседес, который он почему-то сдает в аренду и сам выступает водителем. Волонтерам он в поездке разоткровенничался: говорит, что много работает, надо содержать отца, который остался без документов. У Поля нет документов и нет пенсии, Иван Быченко — Поль Де Женотье не числится среди пенсионеров. Как и по каким документам его осудили за порнографию, непонятно. Если он, со слов дочери, отбывал наказание, его личность точно должны были установить. Не сбежал же он из тюменской колонии, где, по свидетельству дочери Лизы, отбывал срок. Человек приехал в Тюмень, отбыл наказание, прожил почти тридцать лет, родил детей, снова сел, вышел, а его документов так никто и не видел? Неужели такое может быть? А вдруг он сидел вместе с отцом Насти Муравьевой, тот ведь тоже отбывал наказание в Тюмени? В городе две колонии, может, так все совпало: и я, по чьему обращению Поля посадили, и моя книга про Судостроителей, 38, и Сергей Муравьев, сидевший с Полем? Отчего-то ведь его неоднократно видели возле Насти?

К жизни Поля много вопросов. Все близкие свидетельствуют, что он живет без документов. Но как же он был осужден? По данным Судебного департамента, Ивана Быченко в 2011–2013 гг. не судили. Не мог же он по поддельным документам отсидеть? И где сидел? Его следов в тюменских колониях найти не удалось. Возможно, он отбывал наказание в «крытом дурдоме»? Полиция неофициально сообщила, что у «Поля» есть психдиагноз и справка. Тогда совсем уже непонятно, как такой человек может 30 лет свободно приводить к себе детей и периодически делать им младенцев.

Но и это еще не все: вечером 11 июля та же группа добровольцев поехала снова в СНТ «Элита», они покружили вокруг дома Поля, а потом стали прочесывал лес вокруг. Там, куда Поль шел накануне с тележкой, они нашли прикрытые полиэтиленом и прикопанные детские вещи. Очень много детских вещей и мужская голубая рубашка со следами крови на груди и шее. Волонтеры вызвали полицию, которая приехала спустя более чем полтора часа, все осмотрела, пришла к выводу, что вещам около года, кровь на них действительно есть. А потом полиция уехала. И волонтеры уехали.

Меня никто не опросил. Московскому следствию, насколько я знаю, ни о опознании Поля, ни о найденных возле его дома вещах, ни о моем обращении никто не рассказал.

***

«Его подогревало ощущение безнаказанности и русское авось. Это не везение, это стечение обстоятельств». «Он 20 лет абсолютно безнаказанно убивал людей. Раз сделал, два сделал — все, крылья растут». Это следователь Евгений Карчевский рассказывает об ангарском маньяке, чьи 59 жертв он раскрыл.

За все те годы, прошедшие со времен моего первого рассказа о Поле, братьях-близнецах Токмаковых, Владимире Незнамове, Сергее Пронине, я слышала не только смешки и брезгливое осуждение. Многие искренне меня поддерживали. И, подбадривая, писали мне, что, конечно, в нашей коррумпированной стране все схвачено, что у этого Поля есть деньги и высокие покровители. Люди смотрели на фото абсолютно бедного человека, листали картинки в Инстаграме его сына Николя, который не имеет нормальной профессии и не получил никакого образования. Они смотрели на отца с сыном и начинали вдруг что-то бормотать про «видно, что при деньгах», «всем заткнули рты», «у этого деда покровитель на самом верху».

А в реальности никто за Полем, Токмаковыми, Прониным и даже мелким бизнесменом Незнамовым не стоит, это очень маленькие люди. Но обывателям проще поверить, что есть некие силы, которые всем управляют, которые пускай иногда и дают сбои, но сбои эти редки и шанс на них попасть не слишком велик. Да, неприятно знать, что любой богатый человек может откупаться тридцать лет от обвинений в педофилии. Но это куда приятнее, чем поверить, что просто система в нашей так устроена, что до последнего в ней никому ничего не надо, а если и надо, то привлечь трудно, никто не хочет лишней бумаги, лишней волокиты. Нет заявления — и отлично. Срок давности истек — замечательно. Не истек — попробуем отговорить жертву жаловаться. Отговорить не получилось — давайте прятать преступника, а то придется объяснять, почему он 30 лет гуляет с коротким перерывом на отсидку, а потом сразу в правительственной газете выступает с рецептами варенья.

Это открытие — что никому ничего не надо, гораздо болезненней любого другого, оно дает ощущение полной незащищенности. Поэтому люди скорее поверят, что все схвачено, что функционирует некое педофильское подполье и есть педофильское лобби. А ничего нет. И за Полем никого нет. Есть следователь Колесников, который не захотел лишней волокиты. Есть ОП-4, который не передал никуда мое обращение. Есть полицейские, приехавшие в лес возле дома Поля спустя почти два часа. Вы можете сколько угодно успокаивать себя тем, что существует некая система, которая лишь иногда дает сбои, но в целом работает. А на самом деле ее нет. Наплевательство, халатность и русский авось это и есть система, в которой никому ничего не надо.

Никому и ничего.

Имена и фамилии всех перечисленных жертв известны автору, их инициалы указаны по девичьим фамилиям. Все их фото, кроме выдержек из бумажной прессы, взяты с их личных страниц. Фотографии вещей, найденных возле дома Поля, и выехавшего на их поиск сотрудника полиции, сделаны волонтерами, их имена, как и имена тех, кто добровольно опрашивал жителей Лесобазы, есть в распоряжении редакции.